* * *

[marusja]

Лучший подарок: коробка с клубникой (приканчиваю).
Лучшая кнопка на телефоне: find HS, на которую нажимаешь, чтобы найти отдельно валяющуюся трубку.
Лучшие книжки за последние пару месяцев: American Gods Нила Геймана, Hippopotamus Стивена Фрая, и даже The Redbird Christmas Фанни Флэгг тоже ничего. И The Divine Secrets of Ya-Ya Sisterhood Ребекки Уэллс, хотя от количества дочерей Конфедерации уже противно становится. Интересно, вот "южная проза" есть, а что с северной? То ли она мне не попадается, то ли северянам не надо так самоутверждаться через абзац. Чувствую, сейчас придёт tiomkin и устроит разбирательство.

Comments

[rusprimavera.livejournal.com]

а у меня - две коробки :)
(в safeway - 2 за 5!)

[anyalev.livejournal.com]

Северная проза это Керуак, я думаю. Потому что ни один южанин не будет читать этого безобразия с наркотиками:))

[relyef.livejournal.com]

Одни мои знакомые спрятали трубку в холодильнике. Потом они никак не могли понять, трубка вроде рядом, звонит, но где?

[cherjr.livejournal.com]

совершенно некстати:
если пойдешь сюда - буду завидовать :)

[artem-r.livejournal.com]

Нет, с южанами, мне кажется, не так все просто. Они строили последний парадиз на земле. И когда пришли цивилизация с демократией в лице янки, им осталось в наследие воспоминание о последнем рае на земле, т. е. о неком цельном мире, который им не дали построить в эпоху всеобщего разобщения. Тут есть некоторая аналогия с нашей т.н. "деревенской прозой", которая в советское время цвела на фоне загбиающейся городской и даже дала один большой талант - Шукшина. Там смысл был тоже в том, что в деревне был цельный мир, определенная соборность даже, со своими уложениями, четко определнными понятиями добра и зла и т.д., структурированный мир, то есть то, что поддается внятному описанию.
А северяне что? они - те же интеллектуалы с обычными для всего мира проблемами преодоления разобщенности - через наркоту ли, через сарказм, но так или иначе... Хотя, конечно, южане укатали уже сивку. Нельзя вечно ностальгировать. Но, по меньшей мере, у них есть - на чем.

[tiomkin.livejournal.com]

Я как замшелый южный расист выскажу неполиткорректную точку зрения, что северной прозы не то чтобы не существует... как явление она не оформилась. У Юга же на то были причины. Цитирую кусок из своей работы о Ли, который отчасти это объясняет: "В годы Депрессии национальный настрой Америки обратился внутрь, на самое себя. Отчасти это было попыткой ответа на вопрос, как страна, взращенная на принципах неотвратимого успеха, могла прийти к такой социальной катастрофе. Старый тезис о том, что Америка побеждает всегда, не увязывался с наступившими временами. Миллионы американцев, взращенных на принципах, что упорный труд и следование моральным принципам ведут к успеху, столкнулись с обратным. Доктрина прогресса провалилась, так как многие осознали, что можно трудиться в поте лица, любить ближнего своего и при этом запросто потерять работу.
Югу, а особенно южным литераторам, в силу ряда естественных причин, было проще понять этот крах и донести это объяснение до нации. Ни один другой регион страны не породил таких писателей, как Уильям Фолкнер, Роберт Пенн Уоррен, Эрскин Колдуэл, Карсон МакКаллерс и др. Они были последним поколением, которое помнило живых ветеранов-конфедератов и слышало с пеленок истории о поражении Юга. Они писали об обществе чьи составляющие были сметены той силой - и в этом Юг, и только Юг, мог сравнить себя с Европой - имя которой - полное поражение и оккупация.
Нация, вкусившая горечь экономического кризиса, и испытавшая разочарование, поневоле начала себя сравнивать с тем самым Югом, также испытавшим крах. В течение 30-х было выпущено в свет около шестидесяти романов и повестей о довоенном Юге и Войне, самые знаменитые из которых - "Красней же роза" Старка Янга, "Событие при Акиле" Херви Аллена и "Унесенные ветром" Маргарет Митчелл. Огромная четырехтомная биография Ли лауреата Пулитцеровсской премии Дагласа Фримена по праву доминировала на другом крыле печатных изданий - среди научных работ о Юге того времени.
Юг, можно сказать, выиграл войну, проиграв ее на поле брани, но одержав верх в литературе. Пожалуй только Авраам Линкольн был серьезным соперником Конфедерации по числу работ о той Войне. В этой литературе, кстати, образ старого Юга был отлакирован до ослепляющего блеска. Но публике это нравилось - грохот Великой Депресии стоял в ушах и чем сильнее он гремел, тем сильнее была потребность как-то его избежать. По существу это была какая-то общенациональная эпидемия эскапизма. Пытаясь найти хоть какое-то успокоение в иллюзорном мире, в разных его воплощениях - на целлулоиде Голливуда, в "мыльных" радиопостановках, в пухлых романах, нация находила сравнения с тем, как ей казалось "золотым" временем, закончившимся так трагично. Бестселлерами десятилетия были романтические исторические романы, такие как "Северо-западный проход" и "Барабаны вдоль Могаука".
Длительный успех романа Митчелл, лучшей книги 1937 и 1938 годов, а потом не менее оглушительный - у фильма, показал, что публика хотела видеть в своем представлении о Конфедерации. "Унесенные Ветром" были вершиной конфедеративного взгляда на прошлое, куда стремилась в своих иллюзиях нация. За два года до Митчелл Старк Янг закончл свою сагу о плантации "Райского Дерева". "Красней же роза", как фильм, так и картина, повествовала о той же стране, с величественными ососбняками, радостными рабами, куда вторглись грубая и безжалостная сила в лице федеральных солдат. Джулия Петеркин описывала романтическое общество, которое никто не превзошел ("Теките, воды Иордана"), а Френсис Грисволд в "Приливах Малверна" рассказывал историю южной семьи которая вела происхождение от древних норманов.
Такой романтический образ мятежников был не только средством для эскапизма. Множество американцев верило что сильные личности и способствующие тому события способны изменить судьбу. С приходом Депрессии нудные теории о постепенном развитии и неизбежном прогрессе были отброшены этим множеством и вместо этого в умах воцарилась мысль что прошлое можно лучше понять, зная что в ключевые моменты несколько сильных людей повлияли на ход событий.
Иными словами появилась концепция "могло бы быть" (could have been) или "постоянного если" (evelasting if)."