Значится так :) Вопрос решился довольно просто. Перевод, который вывесила я - это действительно Эренбург. Просто есть две версии, разных лет. Мне прислали цитату из предисловия к нашему сборнику:
Подлинным событием в истории "русского Вийона" стала книжка И. Эренбурга "Франсуа Вийон. ...", выпущенная в 1916 году. Эренбургу удалось ввести Вийона в орбиту русской культуры как живое поэтическое явление. Переводы, подобные "Четверостишию" ("Я - Франсуа, чему не рад./Увы, ждет смерть злодея,/И сколько весит этот зад,/Узнает скоро шея"), которое любил повторять Маяковский, могут считаться классическими. Однако в целом у Эренбурга прозвучали не только не свойственные Вийону интонации трагической искренности, но и вовсе уж чуждые ему нотки чувствительности. Именно переводы Э. завоевали признание читающей публики, пособствовав формированию устойчивого образа "русского Вийона". Возможно, именно здесь кроется одна из причин того, что в течение полувека у Э., как у интерпретатора В., не находилось соперников. Ровно через сорок лет после выхода его книжки к В. обратился сам Э., переработавший свои старые переводы, приблизивший их к подлиннику и опубликовавший в журнале Иностранная литература (№1, 1957 год).
no subject
Вопрос решился довольно просто.
Перевод, который вывесила я - это действительно Эренбург. Просто есть две версии, разных лет. Мне прислали цитату из предисловия к нашему сборнику:
Подлинным событием в истории "русского Вийона" стала книжка И.
Эренбурга "Франсуа Вийон. ...", выпущенная в 1916 году. Эренбургу
удалось ввести Вийона в орбиту русской культуры как живое поэтическое явление. Переводы, подобные "Четверостишию" ("Я - Франсуа, чему не рад./Увы, ждет смерть злодея,/И сколько весит этот зад,/Узнает скоро шея"), которое любил повторять Маяковский, могут считаться классическими. Однако в целом у Эренбурга прозвучали не только не свойственные Вийону интонации трагической искренности, но и вовсе уж чуждые ему нотки чувствительности.
Именно переводы Э. завоевали признание читающей публики, пособствовав формированию устойчивого образа "русского Вийона". Возможно, именно здесь кроется одна из причин того, что в течение полувека у Э., как у интерпретатора В., не находилось соперников. Ровно через сорок лет после выхода его книжки к В. обратился сам Э., переработавший свои старые переводы, приблизивший их к подлиннику и опубликовавший в журнале Иностранная литература (№1, 1957 год).