Лытдыбр

Утренняя мокрая Третьяковская, нераспроданные первосентябрьские астры у метро; вывеска про "горячие блинчики" на Кофе-Хаузе; скрученные в узел босые бронзовые пятки, на которые кто-то, наверное, смотрит по утрам сверху из своего окна, выходящего на теремок Третьяковской галереи; красавицы Боровиковского, в лицах которых угадываются нетерпеливые девочки, вроде тех, которые в школьной форме аккуратно усаживаются на скамейку и слушают про "Иоанна, который тогда ещё не был Крестителем"; i_i_i_i_i_i, которая ведёт нас к восточным сладостям, и у всех у нас чёрные тонкие зонты; чилийское вино из "Перекрёстка", бесконечная кольцевая дорога и сплошь незнакомые названия, дом с окнами на обувную фабрику "Парижская коммуна" и книжными полками во всю стену. Я уже знаю, как буду скучать.

Лытдыбр

Утренняя мокрая Третьяковская, нераспроданные первосентябрьские астры у метро; вывеска про "горячие блинчики" на Кофе-Хаузе; скрученные в узел босые бронзовые пятки, на которые кто-то, наверное, смотрит по утрам сверху из своего окна, выходящего на теремок Третьяковской галереи; красавицы Боровиковского, в лицах которых угадываются нетерпеливые девочки, вроде тех, которые в школьной форме аккуратно усаживаются на скамейку и слушают про "Иоанна, который тогда ещё не был Крестителем"; i_i_i_i_i_i, которая ведёт нас к восточным сладостям, и у всех у нас чёрные тонкие зонты; чилийское вино из "Перекрёстка", бесконечная кольцевая дорога и сплошь незнакомые названия, дом с окнами на обувную фабрику "Парижская коммуна" и книжными полками во всю стену. Я уже знаю, как буду скучать.